Мастер Исхода - Страница 48

К оглавлению

48

И вдруг, над одним из вросших в осыпь валунов, под бодрое посвистывание, появляется голая задница.

Я выждал почти полминуты. Ровно столько понадобилось злодею, чтобы как следует разглядеть мои ягодицы и пихнуть в бок одного из своих сородичей.

Все эти полминуты я напряженно вслушивался. Те, кто поработал с моим геномом, не позаботились о том, чтобы на этой части моего туловища выросли органы зрения. Следовательно, только слух мог меня спасти в том случае, если злодею взбредет в голову пальнуть в «мираж» из штурмовой винтовки.

Так что, когда я услышал недовольное ворчание второго, то мигом спрятался, поспешно застегнул клапан и тихо-тихо стек в заранее облюбованную щель, не забыв наглухо застегнуть комбинезон.

В лагере некоторое время негромко пререкались, потом разбудили остальных, и караульщик вместе с напарником отправились проверять место загадочного явления.

Естественно, ничего не нашли. На всякий случай просканировали окрестности – с тем же результатом. И вернулись в лагерь, где в три голоса дружно обругали караульщика и снова улеглись спать.

А я, выждав необходимое время, снова подобрался к камню и повторил шоу. На этот раз – без свиста.

Я рисковал. Отруганный соратниками караульщик запросто мог всадить в мой тыл порцию горячего металла. Но он был гордый, этот пакистанец. И не хотел терять лицо. А вдруг это и впрямь мираж. Будь он не только горд, но и хладнокровен, то скорее всего подождал бы полчасика: время, вполне достаточное, чтобы любые ягодицы промерзли до копчика. Но злодей был порядком взвинчен. И обуреваем суеверным страхом. Какая мысль возникла в его мозгу, сказать трудно. Но будить он никого не стал. Для начала – направил на меня не винтовку, а термодатчик. Тот честно показал ему температуру сканируемой «поверхности» – четыре с половиной градуса. Холодно все же. И ветер.

Мозги у злодея тоже порядком приморозило, поэтому он, скорее всего, решил, что это и есть настоящая температура хозяина ягодиц.

Уж не знаю, какие он сделал из этого выводы: решил, что я зомби? Или злой дух? Или – склонный к юмору йети?

Что бы он ни решил, но мужество проявил изрядное: тихонечко встал, отключил сканеры (!), взял под мышку винтовку и, бормоча молитву, двинулся ко мне. Я выждал, пока он приблизился шагов на двадцать, и спрятался. И тихонечко заскулил. Жалобно, жалобно. Не забыв, впрочем, застегнуть клапан комбинезона. Злодей остановился. Некоторое время слушал, потом двинулся дальше. Вокруг было достаточно темно. Длинные изломанные тени лежали на бурых камнях. По одному лишь звуку шагов, по негромкому хрусту и шуршанию я мог безошибочно определить: злодей боится. Сердце его бешено колотилось, дыхание было коротким, хриплым и прерывистым. То есть он старался вообще не дышать, но – не умел.

Я заскулил особенно жалобно, а потом всхлипнул. За миг до того, как злодей обогнул камень. Он смотрел вниз, под ноги. Он жутко трусил, но все равно подсознательно ожидал увидеть что-то маленькое и несчастное… А я был довольно большим, и внизу меня уже не было. Пока он крался вокруг булдыгана, я успел взобраться наверх…

И обрушился на него, как злой дух – на грешника. Внезапно и беспощадно.

Крепкая шея злодея хрупнула, когда я, ухватив его за голову, резко вздернул ее вверх.

На этот раз «откат» был меньше. Пара минут – и меня отпустило. Осталась только неприятная дрожь и еще большая пустота… А также – штурмовая винтовка и нож.


Убивать их я не стал. Хватит. Пусть с ними земные власти разбираются. Оглушил, спеленал и вызвал по аварийной волне вертушку.

* * *

Через месяц мои сестренки снова отправились в горы: соприкасаться с Высшим. На этот раз их сопровождал взвод горных стрелков – на всякий случай.

Меня с ними не было. Прошло не меньше года, пока восстановилась моя связь с Высшим. Этот год, проведенный в глубоком покаянии, открыл мне многое. И стер все, что еще связывало меня с юностью. Ученик Школы Одаренных Владимир Воронцов умер. Я стал воином. И Мастером Исхода.

Неисповедимы пути Добра.

Глава двадцать пятая
Законное право на насилие

Прошло две недели. То – с попутным ветром, то – на веслах, а когда берег позволял – на «бурлачьей тяге», мы прошли вверх по реке, по моим прикидкам, миль двести—триста. Ванда подтвердила, что ее сплавляли именно по этой реке (других нам и не попадалось), и я был уверен, что двигаюсь в правильном направлении. Речка была довольно судоходной, но дрыхнущая на носу лодки Лакомка отбивала у встречных желание пообщаться. Время от времени нам попадались небольшие селения, но остановок я не делал, хотя мои «кулу» порядком измотались и истрепались. Однако бунтовать пленники не смели. Я пообещал Какаше, что дам им свободу. Когда посчитаю нужным. Не знаю, грела ли эта мысль «самых человечных человеков», но кое-какую надежду вселяла. Вот и славно. Лишенный надежды мужчина способен на опрометчивые поступки.

Надеялись они не зря. На исходе второй недели мы вышли к довольно большому селению, которое Ванда уверенно опознала. Именно здесь ее загрузили на плавсредство.

Селение действительно было чем-то вроде перевалочного пункта. Здесь, на отвоеванном у джунглей кусочке земли теснилось около сотни хижин. Здесь также заканчивался (или начинался – с какой стороны посмотреть) великий водный путь на юг. Выше по течению река резко сужалась и мелела, так что плыть по ней лично я не рискнул бы даже на каяке.

Здесь же заканчивался (или начинался) большой путь на север. Едва взглянув на него, я насторожился. Эта довольно-таки широкая дорога, пробитая (иначе не скажешь) в стене джунглей, была вымощена камнем!

48